– Но я не должен на ней жениться? – спросил Джорон.

– Я сомневаюсь, что в таком случае она предложила бы тебе свои услуги, хранитель палубы.

– Задница, – заявил Черный Оррис.

18. В море, снова в море

Всю неделю, предшествовавшую спуску на воду «Дитя приливов», Джорон работал более напряженно, чем за всю свою прошлую жизнь. Руки, огрубевшие еще в юности от веревок на рыбацкой лодке, были стерты в кровь. Ноги покрылись мозолями от новых сапог, добавили незнакомую боль, и, когда день подходил к концу, он сразу погружался в сон, из которого его слишком скоро и грубо вырывали, чтобы он занялся вместе с остальной командой «Дитя приливов» выполнением тысячи заданий Миас перед выходом в море.

Однако работа не казалась ему унылой. Джорон находил необычное утешение от того, что находился рядом с мастером костей Коксвардом, довольно странным, как и сказала Миас, упрямым и часто нетерпеливым, но явно любившим свое ремесло, а на то, как он обращался с костями корабля, было приятно смотреть. Джорон постепенно начал испытывать теплые чувства к Мевансу и членам команды старого корабля Миас, которые сумели найти весьма непростые способы, чтобы попасть на «Дитя приливов». К тем, кому она могла доверять, Миас добавила Эйлерина, курсера, Барли и Фарис из своей исходной команды и еще несколько человек, чьих имен Джорон не знал, пока, но дал себе слово, что обязательно их запомнит.

Он радовался тому, что Старая Брайрет пережила ранение и вернулась на палубу. И, пока он работал, исполнилось то, что обещала Миас. Ее прежняя команда, сначала полная подозрений, быстро изменила к нему отношение, когда им стала известна история о его схватке за Черного Орриса, птицу-сквернослова. Его слова никогда не ставили под сомнение, а приказы выполняли быстро и эффективно, что позволило ему понять, какой ужасной была команда «Дитя приливов» по сравнению с тем, к чему привыкла Миас. Меванс быстро взял Муффаза, проклятого Девой великана, которого Джорон переименовал в Серьезного Муффаза, в свою рабочую команду, а его огромные размеры и меланхоличные манеры привели к тому, что любые приказы исполнялись до того, как он открывал рот.

Сначала Анзир, молчаливая и постоянно присутствовавшая около него, словно тень, вызывала у него беспокойство. Когда требовалось перенести что-то тяжелое, она неизменно оказывалась рядом. Когда он вязал узлы и ему нужно было, чтобы кто-то придержал веревку, ее рука моментально опускалась на нужное место. Когда какой-то подмастерье в гавани плевал в сторону Джорона или ставил под вопрос его приказы – ведь он был с черного корабля и ничего для них не значил, – она тут же подходила ближе, и то, что хотел Джорон, делалось сразу и быстро. И, хотя он ничего не мог доказать, дети палубы вели себя рядом с Анзир так, что у него не оставалось сомнений: на нижних палубах она многим заломила руки и поставила синяки, защищая его правоту.

В конце концов, он попросил Анзир держаться чуть подальше, объяснив, что не сможет стать настоящим офицером, если его власть будет основана на страхе перед ней. Когда Анзир спокойно восприняла его слова, Джорон обернулся и увидел Миас, которая поднялась на верхнюю палубу, что случалось не так уж и часто, и оценивающе на него смотрела.

За исключением этого эпизода, он почти не видел Миас. Джорон не мог сказать, что она загрузила команду работой, а сама ничего не делала – ее никогда не было в каюте, когда он падал на свою койку и сразу засыпал, а ее постель неизменно оказывалась пустой, когда просыпался, хотя он видел, что Миас провела в ней несколько часов. Рядом оставались следы пищи, одеяла выглядели немного иначе, а однажды утром он даже увидел грязную одежду, однако на следующий день она исчезла. Открыв глаза, Джорон находил на своей подушке листок с новыми заданиями, исписанный ее идеальным почерком с изящными завитками.

Однажды Джорон заметил женщину, сидевшую на стене рядом с «Дитя приливов», – маленькую, темнокожую, с черными волосами и склоненной головой, словно она не хотела, чтобы ее лицо кто-то увидел. Джорон остановил Меванса, когда тот проходил мимо с деталью рангоута на плечах.

– Кто это, Меванс? Разве ей следует тут находиться? – спросил Джорон.

– Это Нарза, хранитель палубы, – ответил Меванс. – Я удивлен, что она не появилась раньше. Она – тень супруги корабля.

– Мне следует поговорить с ней, – сказал Джорон и направился к женщине, но Меванс схватил его за руку.

– Нет, – сказал он, но тут же выпустил темно-синий рукав его куртки. – Прошу прощения, хранитель палубы, но Нарза плохо относится к тем, кого не знает. Будет лучше, если супруга корабля вас сначала познакомит.

Джорон посмотрел на Меванса, а потом коротко кинул.

– Хорошо, – сказал он.

Временами он видел Миас, которую, словно тень, сопровождала Нарза, и у него появилась уверенность, что если Анзир представляла опасность, то Нарза была опасней вдвойне. Прежде Джорон не видел таких, как она. Нарза никогда не поднимала головы, чтобы посмотреть кому-то в глаза; более того, он сомневался, что она вообще видела других людей. У некоторых такое поведение он мог принять за проявление застенчивости, попытку избежать пытливых взглядов тех, кто сует нос в чужую жизнь, но с Нарзой такая постановка вопроса выглядела бессмысленной. Скорее причина заключалась в другом: казалось, она не находила никого, кто мог бы ее заинтересовать настолько, чтобы она подняла голову и на него посмотрела. Однажды он увидел, как Миас шла через доки в сопровождении Нарзы, и остановился, чтобы проследить за ними, хотя занимался переноской ящиков.

– Как ты думаешь, что она сделала? – спросил оказавшийся рядом Меванс.

– Ударила офицера, как ты, Меванс, – ответил Джорон.

Меванс покачал головой.

– Ничего подобного, мы, на «Ужасе», спланировали все вместе. Нарза ни с кем никогда не разговаривала, кроме как с супругой корабля, более того, ей наплевать на команду. – Он посмотрел им вслед – как раз в этот момент Нарза и Миас скрылись за углом.

– Значит, убийство, – сказал Джорон. – Как мне кажется, оно над ней витает.

Меванс усмехнулся.

– Я сказал что-то смешное, хранитель шляпы? – спросил Джорон.

– Только то, что ты употребил единственное число, хранитель палубы. Насколько я знаю, она оставила за собой вереницу трупов.

– Почему?

– Почему? – Меванс снова поднял деталь рангоута – связку стеблей вариска. – Тебе следует спросить у нее, но если ты на это отважишься, ты окажешься намного более отважным человеком, чем я. – И он, радостно насвистывая, удалился, закинув стебли вариска на плечо.

Вся неделя оказалась больше, чем просто тяжелая физическая работа. Грубые руки стали еще грубее, усталые тела более измученными, а разум отупел от монотонной работы. Однообразие было нарушено только дважды. В первый раз, когда «Охотник Старухи», с максимальной торжественностью, какую могли организовать Сто островов, вышел из доков. Каждый подмастерье костей отложил инструменты и отправился к глубоководному доку. Так же поступили все женщины и мужчины города – за исключением команды «Дитя приливов», которую не стали приглашать, поэтому им оставалось только продолжать заниматься своими делами и слушать тех, кто присутствовал на празднике.

Все дети палубы с «Охотника» нашли себе партнера для постели, но команда «Дитя приливов» продолжала работать. Люди танцевали и пели о душах тех, кого принесли в жертву ради корабля, а они продолжали работать. Пока яркую краску разбрызгивали по кирпичам доков, они работали. И только после того как Глаз Скирит начал закрываться, на доки спустилась ночь и со стороны города раздался громкий крик, они сложили инструменты. Джорон и все остальные. И каждый испытал необычное ощущение. Они перестали что-либо слышать, словно кто-то с двух сторон прижал к их головам подушки, а над крышами зданий на мгновение возникло ярко-синее сияние.

– Это ветрогон, хранитель палубы, – сказал стоявший рядом Меванс и усмехнулся, но не из-за удивления, появившегося на лице Джорона, просто Меванс постоянно улыбался. – Ощущение, появившееся у тебя в ушах, есть следствие того, что ветрогон изменяет воздух. Команда захочет посмотреть, как «Охотник» уходит.