– Даже за мной? – спросил он.

– Даже за тобой, – кивнула Миас.

– Но не все, – тихо сказал Джорон.

– Сейчас достаточно того, что есть, – сказала она. – Их число будет увеличиваться.

– В самом деле?

– Да, – просто ответила она, глядя ему в глаза. – Сегодня ты все сделал хорошо, а во что они верят, ну, тут у всех по-разному, однако большинство считают, что ты поможешь им уцелеть.

– А если они не будут верить? – спросил Джорон.

– Тогда будет мятеж, Джорон, и мы с тобой отправимся на корм длинноцепам. На этом корабле поднять его труднее, потому что здесь мы не рассчитываем разбогатеть. Женщины и мужчины на борту думают, будто они знают, за что сражаются, некоторые хотят, чтобы их близкие получили заработанные ими деньги, но большинство надеется на свободу – на то, что они смогут покинуть черный корабль.

– Но этого не произойдет, – сказал Джорон.

– Быть может, в глубине души они все понимают. Ты знаешь, за что в конечном счете сражаются женщины и мужчины? – поинтересовалась Миас.

– Ты сказала, ради богатства и свободы, – ответил он.

– Ну, они так думают, – сказала Миас. Джорон ждал, что она продолжит свою мысль, но она рассчитывала, что он сделает это за нее. Убедившись в том, что он молчит, Миас вздохнула. – Если ты увидишь, что кто-то напал на Фарис, ты будешь стоять в стороне?

– Нет, – сразу ответил он.

– Почему? – спросила Миас.

– Потому что… – Джорон вдруг понял, что не знает ответа. На самом деле. Он погрузился в напряженные размышления, прежде чем продолжить. – Потому что она не будет стоять в стороне, когда нападут на меня.

Миас кивнула.

– Да, верно. Преданность. Именно это заставляет корабль существовать – верность и преданность команды. Друг другу и кораблю. И всякий раз, когда мы сражаемся вместе, мы сближаемся больше. В твоей природе, Джорон, любить людей и быть добрым. Не думай, что я не видела, как ты даешь людям немного больше свободы. – Он хотел ее прервать, но Миас подняла руку. – И у тебя неплохо получается. Все офицеры разные, но я говорю с тобой сейчас совсем по другой причине. – Она не отводила глаз в сторону. – Женщины и мужчины – и не имеет значения, о чем каждый из них мечтает, – нуждаются еще в одной вещи. Надежда, Джорон Твайнер, им необходима надежда.

Когда ветрогон помог нам самостоятельно вылететь из гавани Бернсхьюма, а ведь он не был на берегу несколько месяцев, они молчали и вели себя так, словно ничего особенного не случилось, но каждый увидел то, что и я: на борту «Дитя приливов» находится могущественное существо. Все понимают, что наша задача почти невыполнима. Уничтожить восемь флюк-лодок? Ерунда. Но появятся большие корабли. Я это знаю, ты знаешь, знает команда. У наших врагов будет зоресвет и хорошо обученные команды. А в нашем ветрогоне люди увидели надежду.

– Но что, если он мертв? – спросил Джорон.

Миас встала, кожа ее одежды заскрипела, перья сверкнули в тусклом свете.

– Тогда ты будешь продолжать спускаться сюда, делать вид, что кормишь его, и мы постараемся маскировать запах как можно дольше. – Она повернулась, распахнула дверь, но остановилась на пороге. – И еще, Джорон, я действительно считаю, что ты выбрал правильный путь, но некоторые ошибочно примут твою доброту за слабость и попытаются ею воспользоваться. Не позволяй им этого.

Она ушла, закрыв за собой дверь, а он продолжал кормить сушеной рыбой ветрогона, и его окровавленный большой палец тер грубую кожу шеи говорящего-с-ветром.

Позднее, когда Джорон вернулся на палубу, размышляя над словами Миас, он стал смотреть на плоскую поверхность моря, говорившую о том, что именно там находится аракисиан. Джорон знал, что среди членов команды есть те, кто не бросается выполнять его приказы так быстро, как следовало, и другие, вроде Квелл и ее приспешников, которые открыто показывают ему свое презрение, и, тут у него не оставалось сомнений, желают вреда. Но он решил, что не будет обращать на них внимания, и, как ему казалось, у него получалось. Но, если Миас решила об этом заговорить, может быть, ему следует быть более внимательным.

Джорон прошел мимо Чикири. Большая женщина стояла на коленях и разговаривала со Спракином, бывшим казначеем, и Дестином, одним из смотрителей-за-крыльями. Джорон знал, что не нравится этой компании, и прежде просто прошел бы мимо, но сейчас поступил иначе.

– Если вам нечего делать, – сказал он, – Меванс наблюдает за приведением в порядок трюма и грузов. Супруга корабля недовольна тем, как «Дитя приливов» слушается руля, она хочет, чтобы корабль двигался быстрее, и мы не отстали от аракисиана. Я уверен, что вы не против его увидеть.

Чикири встала первой. Остальные двое последовали ее примеру, а она расправила плечи, чтобы казаться больше, и выставила грудь вперед.

– Хорошо, хранпал, – сказала она. – Мы только закончим здесь наши дела.

Джорон уловил неуважение в ее голосе, и более всего на свете ему хотелось просто уйти. Но он не мог. Он знал, что если позволит им игнорировать свой приказ и продолжать болтать дальше, то потеряет должность хранителя палубы.

– Прямо сейчас, Чикири, если тебе угодно, – сказал Джорон.

Она сделала шаг в его сторону.

– А если мне не угодно?

В то же мгновение Чикири оказалась на палубе – ее сбило с ног мощное тело Серьезного Муффаза. В левой руке он держал дубинку, которой собрался ударить упавшую женщину. Она подняла руку. Спракин и Дестин отступили, стараясь оказаться подальше от подруги.

– Хранитель палубы, – сказал Серьезный Муффаз, – возможно, и не привык к словам простых людей, таких, как ты и я, Чикири. Вот почему он мог не понять, насколько неуважительно ты себя вела. – Черный Оррис, словно его привлекло столкновение людей, опустился на плечо Серьезного Муффаза. – Но я вырос в очень бедном квартале, и слышал это совершенно четко – так Черный Оррис говорит «задница». И я уверен, что теперь хранитель палубы будет знать, что тот, кто произносит подобные слова, заслуживает веревки.

Джорон кивнул. Он сумел не обернуться в сторону Миас, которая, несомненно, спровоцировала стычку – с такой же уверенностью она направляла «Дитя приливов» к цели.

– Я буду знать, – сказал Джорон, – и буду назначать веревку всякому, кто ее заслужит. – Он сделал небольшую паузу и посмотрел на Серьезного Муффаза. Держа руку у бедра так, чтобы остальные ее не видели, Муффаз показал ему четыре пальца. – Утром, Чикири, – продолжал Джорон, – ты получишь четыре удара веревкой. – Потом он повернулся к Спракину и Дестину. – А вы можете считать, что вам повезло, вы не получите наказания.

Серьезный Муффаз улыбнулся.

Черный Оррис открыл клюв.

– Задница, – сказал он.

26. Песнь ветра и путешествия

На следующее утро вся команда собралась на палубе, чтобы присутствовать при наказании Чикири.

Серьезный Муффаз привел ее с нижней палубы и поставил у главного позвонка. Потом привязал к нему ее руки и обнажил спину. Миас зачитала выдержку из закона дарнов и объявила наказание.

– Четыре плети за неподчинение. – Брови сошлись на переносице, суровый взгляд – Миас оглядела команду. – Я полагаю, что хранитель палубы проявил снисходительность, за что Чикири должна его благодарить.

Джорон знал, что она произнесла эти слова, чтобы подчеркнуть разницу между ними: добрую сторону корабля в Джороне и более жесткую в ней; однако ему все еще казалось, что Миас предупреждает его, и почувствовал, как ворот его формы стал слишком тесным. Или дело было в том, что напротив него, среди людей Куглина, стояла Квелл и не сводила с него глаз, подобных бусинкам.

– Я могу с ней разобраться, – прошептала у него за спиной Анзир.

– Нет, – ответил Джорон.

– Возможно, это очень неплохая идея, – заметил Динил, стоявший рядом с Джороном.

– Я приведу ее в норму, – сказал Джорон.

Динил пожал плечами, но их разговор прервался, когда Серьезный Муффаз показал всем хлыст, одну из тех вещей, которую не хотел бы видеть никто из детей палубы, – рукоять из полированного вариска, два жестких и достаточно длинных переплетенных хвоста из птичьей кожи, на каждом по четыре узла. Они могли причинить ужасную боль или даже стать причиной смерти, если ударов будет много, и Джорон порадовался, что Серьезный Муффаз хотел лишь преподать урок, а не устроить жертвоприношение.