В отличие от большинства гвардейцев, он не носил доспехов; его одежда походила на то, во что был одет избранник Индил Каррад, набор кожаных ремней, сконструированных так, чтобы показать миру мышцы под смазанной маслом кожей.

– Ты игрушка, а не солдат, Тассар, – добавила Миас. – Не стой на моем пути. У меня много дел.

– Я думаю, тебе предстоит узнать, что я не только игрушка, но и солдат, Миас. А теперь следуй за мной, – сказал он.

Несколько мгновений Миас смотрела, как он шагнул в тускло освещенный туннель, и свет отразился от его бронзовой кожи. Она ждала до тех пор, пока не создала видимости, что приняла решение следовать за ним, хотя в Бернсхьюме никто не отклоняет приглашение Тиртендарн, даже ее дочь.

Чтобы попасть в Великое Жилище, им пришлось выйти на свет. Чем выше ты оказывался, тем более изощренной становилась архитектура. На нижних уровнях стены были выложены специально подобранными камнями цвета блистающего золота, зеленого и красного, шедшими по спирали вдоль всего здания. Джорон и Миас поднимались по трапам вокруг внешней стены здания, все выше, выше и выше, за спинами двух морских гвардейцев, а строение постепенно становилось все изысканнее.

На Суровых островах дома строили из каменных блоков, скрепленных смесью песка и химикатов, на Ста островах их считали уродливыми и слишком практичными. Жители Ста островов возводили жилища из маленьких камней, которые укладывали камневязы, вообще не используя клей, и их части удерживались на местах лишь благодаря весу. Спиральные дома являлись лучшими образцами искусства камневязов, а Великое Жилище – самым грандиозным из всех. К тому времени, когда они добрались до самого верхнего уровня, шестого, глазам Джорона предстала паутина каменных ребер, искусно сочетавшихся с джионом – отбеленным, обработанным и истонченным до такого состояния, что он стал твердым, как железо, и прозрачным, точно воздух в ясный день.

Под паутиной ребер, купаясь в свете, сидела гордая Тиртендарн Джилбрин. Ее волосы поседели, и она не красила их в разные цвета – нарушение традиции, но она принадлежала к числу женщин, которым не требовалось подтверждения собственного величия. На ней была юбка, и плоская грудь свисала до пупка, почти скрывая следы растяжек на животе, раскрашенных яркими красками, шрамов, оставшихся от ее собственных сражений, чтобы все могли видеть знаки ее власти. Следовало признать, что от тела Тиртендарн веяло силой, именно по этой причине она его и показывала. Она гордилась своей плодовитостью. Эта женщина произвела на свет для островов тринадцать идеальных детей и получила звание Всеобщей матери.

Ее юбка была из железа, связанного птичьими кишками и покрытого эмалью, украшенной стилизованной рыбой, танцевавшей у нее на коленях. Как и Миас, она носила высокие сапоги. Но, в отличие от дочери, стоявшей на палубе позорного корабля, Джилбрин сидела на троне слез, сделанном из полированного и скрепленного между собой вариска, высеченного в виде перворожденных детей, каждый плакал, удерживая вес Тиртендарн, а через нее вес всех Ста островов.

Миас получила свою внешность от Джилбрин: властное лицо, глаза, способные заставить замолчать одним взглядом, тонкий рот, хотя у Джорона возникло ощущение, будто Джилбрин очень хотелось рассмеяться. Может быть, и так; может быть, он все придумал, чтобы не чувствовать себя неловко рядом с ней. Тассар встал перед Тиртендарн. Кроме него и тех, кто стоял перед троном, в зале никого не было. И ничего: ни инструментов, ни документов. Тиртендарн Джилбрин ни в чем не нуждалась, потому что владела всем на Ста островах, и все ей подчинялись.

– Что он здесь делает? – Тиртендарн указала на Джорона, и ему ужасно захотелось исчезнуть в сером сланце пола.

– Твайнер мой хранитель палубы, – ответила Миас.

– Вот как, – сказала Тиртендарн. Казалось, ответ Миас ее позабавил. – Ты возвысила простого мальчишку рыбака изгоя дарнов, позволила слабой крови делить с собой палубу. – Джорон чувствовал, как горит его лицо от замешательства, но Миас даже не посмотрела в его сторону. – А я думала, что близость смерти заставит тебя отказаться от безнадежных ставок. Похоже, я ошиблась.

– Вовсе не я делаю ставки против себя, – возразила Миас, и по ее лицу промелькнула быстрая горькая улыбка. – Разве не так, мама?

Веселое выражение исчезло с лица Тиртендарн, и она встала. Переход из расслабленного состояния к ярости был мгновенным, и ее лицо исказил гнев.

– Не смей так меня называть. – Слова Тиртендарн были холодными, как плавучая льдина.

– Но это истинный факт, – сказала Миас.

– Ты мое проклятие. Каждый день я спрашиваю, почему Старуха забрала девятерых моих детей на войне, а к тебе даже не прикоснулась. – Она не сводила взгляда с Миас, позволяя тишине осесть, точно осадок в корабельном вине. Через мгновение она снова села. – Тассар, отведи ее игрушку на уровень ниже; я буду говорить с моей дочерью. – Она превратила подтверждение родства между ними в насмешку. – И я буду говорить с ней наедине.

Избранник шагнул вперед и жестом предложил Джорону следовать за ним, что тот и сделал. Они спустились по трапу на следующий уровень, а за спинами у них царило молчание; Тиртендарн Джилбрин не хотела, чтобы Джорон услышал ее слова.

Тассар открыто рассматривал Джорона.

– Это необычно, – сказал он, – видеть офицера, который не является ни избранником, ни дарном, выросшим среди спиральных жилищ, но, полагаю, у Миас нет особого выбора среди мертвецов. – Взгляд Тассара скользнул по телу Джорона и остановился на клинке, висевшем у него на боку. – Ты умеешь им пользоваться? – Он шагнул к Джорону. – Хочешь, я дам тебе пару уроков? – Он приложил руку ко рту. Коснулся губы. – Я могу научить тебя, как мужчина использует меч.

– Нет. – Джорон сглотнул и отвел взгляд. – Я уже убивал этим клинком – и чувствую себя с ним вполне уверенно.

Он не успел ему помешать – Тассар наклонился вперед и одним быстрым движением вырвал курнов из крюка на поясе Джорона.

– Нет, твой меч не настоящий, – сказал Тассар, взвешивая в руке оружие. – Владеть мечом – не значит им размахивать. Для этого требуется умение. Ты удивишься, когда узнаешь, на что способен настоящий мужчина… – он сделал долгую паузу, – со своим мечом.

– Могу я получить свое оружие обратно? – сказал Джорон. Казалось, избранник его не слышал, и Джорон указал на изящные ножны на боку Тассара. – Или ты предлагаешь мне обмен?

Тассар рассмеялся.

– Остроумно! Как остроумно. Может быть, ты стал бы избранником, если бы родился более сильным. Но я слышал, что твоя мать была слабой. – Он не предложил Джорону взять меч.

– Ты ничего не знаешь обо мне или о моей матери. – Слова слетели с его губ быстро, как веревка, подхваченная ветром.

– Мне известно о тебе все, Твайнер. Я знаю, что ты встречался с Каррадом; несомненно, он хочет получить расположение Тиртендарн. И как он намерен это сделать? Если ты знаешь, я тебя награжу. – Тассар улыбнулся, продолжая небрежно держать меч Джорона в руке.

Мгновение Джорон колебался – может быть, стоило рассказать Тассару все – впрочем, его сомнения тут же отступили. Пусть Джорон и ненавидел Каррада, но он его понимал, а Тассар оставался для него загадкой. Джорон чувствовал, что за его намеками скрывались какие-то желания, но едва ли он хотел плотских удовольствий – только не в компании хранителя палубы. Кроме того, в ушах у него все еще звучало предупреждение Миас. Он ничего не знал о мире Жилищ и не понимал, кому можно верить. Джорон считал, что располагает ценными сведениями о Карраде, но только в том случае, если сообщить их правильному человеку. Однако едва ли Тассара следовало отнести к этой категории.

– Я не знаю, что обсуждали Каррад и моя супруга корабля.

– Твоя супруга корабля? – Он насмешливо приподнял бровь, и блестящая бирюзовая краска вокруг одного глаза слегка осыпалась. – Ну, тогда ты своего рода избранник. Ты хотя бы стал фаворитом Миас? Впрочем, полагаю, ты напрасно потратил свое семя. Если бы ей было суждено стать дарном, это случилось бы давно. Старуха тому свидетель, она очень старалась. И все же, лучше бросить семя в надежде на успех, чем сеять ненависть, верно? – Он наклонился ближе к Джорону и ухмыльнулся. – Впрочем, иногда, если имеют место оба случая, это добавляет жизни пряности.